История утомительного бессмертия разыгрывается в атмосфере буржуазности, в достоверных интерьерах начала ХХ века и в традициях добротного психологического театра. Мариинка показала спектакль Грэма Вика по опере Яначека «Средство Макропулоса».
Первое слово, которое напрашивается на постановке «Средства Макропулоса» в Мариинском театре, «корректная». И всё. Корректно поют певцы, корректно, но не более того, звучит оркестр под управлением молодого Михаила Татарникова. В предельно сдержанных коричневых тонах выдержана сценография, выполненная художником Ричардом Хадсоном, детально и скрупулезно воспроизведшим консервативную обстановку и костюмы начала ХХ века. На сцене расставлена неброская мебель – конторки, тяжелые кожаные кресла, комоды, этажерки, лампы с абажурами, двухтумбовый письменный стол, крытый зеленым сукном. Первый акт проходит в солидной адвокатской конторе. Действие второго перемещается на пыльную сцену после спектакля. Третье разворачивается в дамском будуаре. Все вместе рождает в памяти расхожие кинематографические клише из немых фильмов.
Действие оперы Леоша Яначека происходит в 20-х годах ХХ века. Грэм Вик не сдвигает его ни вперед, ни назад, точно придерживаясь исторического времени, заданного в пьесе Карела Чапека. Ни малейшей попытки актуализировать оперу, установить связи с проблематикой нынешнего времени в режиссерской концепции Вика не просматривается. Его высказывание равно самому себе: ни подтекстов, ни сверхсмыслов. Вик рассказывает историю абсолютно неаффектированно, как данность, никакой отсебятины. Даже не стремится, хотя бы для себя, как-то растолковать, мотивировать сложный, внутренне противоречивый и, без сомнения, богатый образ темпераментной оперной дивы, живущей на свете 337 лет и в беспорядочной круговерти веков меняющей имена, паспорта, любовников и страны. А все потому, что в ранней юности ее отец, Иероним Макропулос, лейб-медик императора Рудольфа, угостил дочь эликсиром бессмертия. И теперь она ищет старинный рецепт отца, дабы продлить жизнь тела, из которого давно ушла душа.
Роковая торговка с Черкизона
Вик создает на сцене атмосферу буржуазной размеренной жизни, которую, по идее, должно взорвать появление беззаконно блуждающей кометы, обольстительной певицы Эмили Марти, эдакой femme fatale. Но не взрывает. Гречанка Элина Макропулос (в последующих жизнях Екатерина Мышкина, Эллен Макгрегор и прочая, и прочая) в исполнении Екатерины Поповой выглядит и ведет себя отнюдь не как секс-бомба, а как истинная мещанка. То, что она регулярно соблазняет мужчин в чисто утилитарных целях, ее буржуазный имидж никак не разрушает. Эмилия Марти – комильфо от кончиков ногтей до корней волос. В исполнительнице главной партии не чувствуется неукротимой харизмы и притягательности, хотя, возможно, именно такая режиссерская задача и ставилась. Возможно, проникнуться образом мешает платье, мешковатое, с люрексом, безвкусное, будто только что купленное на Черкизовском рынке, и нелепо пузатые, объемные пальто, превращающие певицу в бесформенный куль.
С вокальной стороны дело обстояло более или менее благополучно. Попова спела партию с подобающей экспрессией, довольно раскованно и стабильно. Крепкую товарищескую поддержку главной героине оказали ее партнеры Сергей Семишкур (Альберт Грегор) и Андрей Илюшников (Янек). Ансамбль певцов сложился удачно. Как актеры они также были убедительны – и увалень Янек, и порывистый Альберт. Что не мешало временами изнывать от скуки. Сугубо реалистический подход к условному искусству оперы не оправдывает себя, излишнее жизнеподобие явно мешает.
Посылка из Копенгагена
Предыстория спектакля такова. В 2006 году Грэм Вик поставил «Средство Макропулоса» в Копенгагене. В 2008 году Мариинский театр вознамерился купить спектакль и перенести его на свою сцену. Осуществить задуманное удалось лишь в 2010 году -- помешал кризис. В принципе, покупка относительно нового спектакля у относительно продвинутого театра – а датский Королевский театр таковым, несомненно, является – это благо. Все-таки, не «Аида» Дзефирелли, с кучей разнокалиберных сфинксов и нестерпимо вампучной эстетикой образца 1960 года – был в истории Мариинского театра и такой не самый славный эпизод. И на том, как говорится, спасибо.
То, что вторая после «Енуфы» опера Яначека появилась в репертуаре Мариинки – тоже факт позитивный. В России Яначека знают непростительно плохо, ставятся его оперы редко. Единственную версию «Средства Макропулоса» в новейшее время осуществил лет семь назад московский театр «Геликон».
Большой театр, правда, давно примеривается к Яначеку. Еще Геннадий Рождественский, чье краткое правление в начале нулевых не оставило заметного следа, мечтал сделать спектакль «Из мертвого дома». Ходили разговоры о «Лисичке-плутовке», но ни к чему не привели. Теперь в отдаленных планах Большого -- постановка «Кати Кабановой» (по «Грозе» Островского).
Между тем Яначек – один из самых ярких и самобытных оперных композиторов ХХ века. Сиднем сидючи в родном Брно (большинство премьер его музыки проходило именно там), он гулял по зеленым моравским лугам, вслушивался в певучий деревенский говор и пытался тут же зафиксировать, запечатлеть его интонации в своей записной книжке. Позже из этих набросков возник уникальный в своем речевом очаровании мягкий говор «Енуфы». Но в «Средстве Макропулоса» интонация резко меняется. Вокальная строчка становится суше, беднее, лапидарней. Мелодия подолгу топчется на одной ноте – будто долбит, буравя мозг, нервозная беспокойная мысль. Ни дуэтов, ни хоров, ни распевных арий, ни намека на моравский песенный фольклор, ничего, что может порадовать слух плавной кантиленой. Ритм города, монотонное чтение судебных документов, суета адвокатской конторы, лихорадочная скороговорка изнывающих от желания мужчин – «Средство Макропулоса» обладает всеми признаками так называемой «речитативной оперы». Как известно, Яначек знал и любил русскую музыку. Не прошел он и мимо традиции речитативных опер, начатой Даргомыжским в «Каменном госте», продолженной в «Женитьбе» Мусоргского, развитой Прокофьевым в «Игроке» и Шостаковичем в «Носе».
От ординарности к метафоре
В финале героиня оперы Эллина Макропулос отказывается от бессмертия, осознав, что желания ее давно умерли, а душа отлетела, оставив на земле лишь бренную оболочку. Она устала жить и передает рецепт вечной молодости юной Кристине. Затем героиня выходит за пределы сценической коробки вперед к авансцене: стремительно падающий черный занавес отделяет ее от остальных. В черном безвременье, вне сценического пространства, она вырывается из тенет жизни.
Здесь Грэм Вик, наконец, достигает необходимой метафоричности высказывания. В остальном же его сценический язык поразительно традиционен, предсказуем и малоизобретателен. Режиссер, в начале 90-х годов поставивший на сцене Мариинского театра впечатляюще масштабный спектакль «Война и мир», спустя без малого 20 лет выдал вполне ординарную оперную продукцию, главными достоинствами которой стали умеренность выражения и верность историческому времени.
