Талантливый «фальшивомонетчик» Герасим Окунев во время Великой Отечественной войны продуктовые карточки, ордера на промтовары и пропуска на режимные объекты.
Знал бы, где упасть
Так нередко бывает, когда злодей ворочает большими делами, а засыпается на мелочах вроде того безбилетного проезда в трамвае и бдительного кондуктора в нем.
Октябрь 1943-го. Война в разгаре, жизнь в тылу тяжелая, промышленность работает на износ, а работяги и их семьи живут по строгому продовольственному расписанию. По карточкам выдают буквально все: хлеб, сахар, обувь и многое другое.
В то время имей ты хоть мешок денег, больше положенного по карточкам все равно не получишь. При том, что все обладатели заветных «картонок» были адресно приписаны к своим районным магазинам, а продавцы и покупатели знали друг друга в лицо, а то и по именам.
И вот однажды директор булочной, идя по одной из московских улиц случайно выцепил взглядом в очереди за хлебом в другой магазин знакомое лицо. Остановился, присмотрелся. Точно – эта самая дамочка часто хаживала в его магазин, чтобы отовариться по карточкам. Директор оказался сознательным и написал заявление в «органы». С этого пустяка и началась раскрутка одного из самых гениальных преступлений того времени.
Даму вычислили быстро. Ею оказалась Александра Окунева, супруга технолога одного из оборонных заводов Герасима Окунева. Оперативники присмотрелись к этой паре и вскоре стало ясно, что живут они не совсем по средствам.
В ходе разработки появилась версия, что Окунев или купил для себя поддельные документы или сам их изготавливает на продажу. Устроили ему «подставу». Под видом клиента подослали оперативника, который по легенде хотел устроиться в Москве, в которую в военные годы без спецпропуска проникнуть было весьма непросто.
Окунев было «отшил» незнакомца. Но тот предложил двойной ценник, и «деляга» сдался. Заказ на «левые» документы взял. Теперь вычислить его типографию было лишь делом техники и небольшого времени.
Ударник «невидимого фронта»
Родившийся в 1898 году в Ярославской области, Окунев после уехал в Москву, отучился, и в 1934 году получил диплом инженера-технолога. Как только началась война, его, как и тысячи других специалистов, отправили на Урал. Окунев попал в Челябинскую область.
К нему приехала и его семья, жена и четверо детишек. Но, несмотря на то, что все получали продуктовые карточки, жили все равно впроголодь. И тогда, устав смотреть, как голодают родные, Окунев начал подделывать хлебные карточки, воруя шрифт из заводской типографии.
Поначалу он делал фальшивки в небольшом количестве. Лишь для того, чтобы накормить семью. Но потом вошел во вкус. И когда его перевели в типографию в Уфе, начал изготавливать подделки и на продажу. Штамповал хлебные карточки, ордера на промтовары и пропуска. А для того, чтобы выносить с производство побольше шрифта, даже устроил на типографию своего старшего сына-подростка.
Нашлось в этом «семейном подряде» дело и жене Окунева. Александра была при супруге кем-то вроде «отдела продаж»: меняла фальшивые карточки и пропуска на ценности и продукты, важнее которых тогда ничего не было.
Сам же Окунев постоянно модернизировал свое «производство». Когда-то работая технологом на авиационном заводе, он похитил высокоточные инструменты, которые в годы войны были на вес золота. Позже следствие докажет хищений на астрономическую сумму – 150 тысяч рублей.
Огромные деньжищи, если учесть, что по сталинскому приказу о премиях для фронтовиков командиру танка за подбитый вражеский «Тигр» или «Пантеру» платили 500 рублей, командиру самолета, поразившего вражеский железнодорожный состав - 750 рублей, а командиру корабля за потопленный неприятельский эсминец или подлодку – 10 тысяч.
Возвращение в столицу
Вернуться в Москву специалисту в военные годы было почти невозможно. Ведь кроме паспорта на себя и на других членов семьи для такого переезда требовался большой набор документов: транспортное требование на билеты, пропуска в столицу, вызов (или командировочное предписание). Но Окунев все это изготовил. Причем, такого качества, что никто ничего не заподозрил.
И в апреле 1943 года семья Окуневых вновь обосновалась в Москве. При этом всю подпольную типографию и весь инструмент (почти двести кг груза) Окунев перевез из Уфы в столицу под видом служебного багажа, то есть по отдельному предписанию и, скорее всего, без права досмотра. А для такой «брони» тоже требовалась надежная «бумажка». И такая у Окунева тоже была.
Так же легко семья прописалась в столице, получив и квартиру и комнату в бараке, где глава семейства и устроил свою подпольную типографию. Работать, и тоже по поддельным документам, Окунев устроился на мехзавод. Предприятие изготавливало детали, а фальшивомонетчику позарез нужен был доступ к металлу. В первую очередь к проволоке.
Историки говорят, что преступный «бизнес» Окунева мог развернуться только в условиях военного времени, когда опытные оперативники и эксперты воевали на фронтах, а в тылу зачастую была неразбериха и хаос. Попадись в мирное время его «липа» опытному спецу, его разоблачили бы намного быстрее.
При внешнем сходстве фальшивок с настоящими документами стопроцентного совпадения ему все-таки достигнуть не удалось. Например, водяные знаки подделок заметно отличались от оригинальных. Но разобрать это мог только специалист, которых в тылу практически не осталось. Хотя эксперты-историки все же сходятся во мнении, что Окунев был на голову профессиональней своих криминальных «коллег» того времени.
Суд не пощадил никого
Сам Окунев позже на допросе показал, что начал подделывать хлебные карточки просто для того, чтобы в семье стало побольше хлеба. Потом у него все стало получаться, и он решил помочь знакомым. После поддался на уговоры жены и продал первую партию промтоваров… В итоге все закончилось тем, что в Москве работала мощная подпольная типография, которая работала почти в промышленных масштабах.
По ходе следствия были арестованы многие подельники главного подозреваемого, включая жену Александру и старшего сына, носившего редкое имя Альянс. Вообще, расследование проходило удивительно легко. Все арестованные, зная, что им грозит в военное время, сразу во всем сознались и активно сотрудничали со следствием.
Да и что было скрывать, если при обыске в помещении типографии, под окнами типографии в сугробе, а также по местам жительства арестованных были обнаружены и изъяты десятки килограммов уличающих документов: бланки, печати, шрифты, талоны и т.д. и т.п.
Следствию не удалось установить, сколько всего заработали члены преступной группы за время существования подпольной типографии. Но по отдельным фактам можно было предположить, что очень и очень немало. Например, пропуск на въезд в Москву стоил примерно 3 тысячи рублей (при средней зарплате рабочего в 150 рублей).
Дороже всего в то военное время стоила отсрочка от призыва. За нее можно было просить 35-40 тысяч. Целое состояние. Но только не для тех, кто не желал проливать кровь и отдавать свою жизнь за «Родину и Сталина» на фронтах Великой Отечественной.
Преступная группа Окунева действовала в течение нескольких лет, следствие завершилось за несколько месяцев. В октябре 1943-го всех повязали, в начале января 44-го вся «банда» уже сидела на скамье подсудимых. Ни сотрудничество со следствием, ни раскаяние подсудимых не помогло.
В то время главным являлся закон военного времени, по которому Окунев и несколько его подельников были приговорены к расстрелу. Александра Окунева получила 25 лет лагерей, а 14-летний сын Альянс на десять лет отправился в детскую колонию.
А ведь так все здорово у них шел их подпольный «бизнес». Но кто мог знать, что какой-нибудь директор обыкновенной булочной окажется таким глазастым…