Возможно, огромную ошибку допускают те, кто говорят, будто у России не было никаких причин травить бывшего британского шпиона Сергея Скрипаля и его дочь Юлию.
Действительно, если блуждать в привычных трёх соснах выборы–чемпионат–санкции, трагический инцидент в Солсбери выглядит абсолютно невыгодным российской стороне. Демонстративное отравление британского пенсионера особо опасным способом, создавшим угрозу жизням добропорядочных подданных Её Величества, не могло не вызвать жёсткой реакции в Соединённом Королевстве, что поставило Кремль на грань официального обвинения в международном терроризме со всеми вытекающими потенциально катастрофическими последствиями для правящей элиты и её припрятанных в Лондоне капиталов.
Но что если взглянуть немного шире?
Сейчас это кажется неожиданным, но первые заявления британских политиков об отравлении Сергея и Юлии Скрипалей были весьма сдержанными. Тот же глава Foreign Office Борис Джонсон, договорившийся уже и до личной причастности Владимира Путина к этой трагедии, всего лишь 10 дней назад призывал не спешить с обвинениями в адрес России до завершения расследования. Ещё более умеренной позиции поначалу придерживалась премьер-министр Тереза Мэй, старательно уходившая от конкретных антироссийских ответов на жёсткие вопросы британских СМИ.
И только спустя примерно неделю тональность заявлений официальных лиц развернулась на 180°. Когда британские химики с высокой долей вероятности заявили, что в деле фигурирует разработанное ещё в СССР бинарное ОВ класса «Новичок». Тут уж сомнения в российском следе моментально отпали, оставив на повестке дня лишь один вопрос.
Кто так топорно подставил Россию – сам ли Владимир Путин, предположительно санкционировавший очередную успешную спецоперацию, вышедшие ли из-под контроля siloviki, стремящиеся исключить даже малейшую возможность либерального поворота после президентских выборов, или же, как считают многие в РФ, могущественные спецслужбы одной всем известной державы?
И хотя последняя версия для типичного россиянина выглядит не просто наиболее вероятной, но сама собой разумеющейся, её практическая реализация видится крайне маловероятной, главным образом, из-за отсутствия внятных мотивов. Скажем, США новые поводы для обвинений в адрес России без надобности: Russiagate-2 и так делает своё дело (вот почему Штаты сейчас ограничиваются выражением евроатлантической солидарности да дежурной риторикой в ООН). Считать же, что кто-то из лондонского истеблишмента санкционировал фактически теракт на своей территории в последней попытке отнять у РФ чемпионат мира по футболу, означало бы скатиться не просто в паранойю, но в шизофрению. То есть, как бы ни относиться к британской логике, но метод исключений не оставляет особого выбора.
Однако, зачем же такой теракт мог быть нужен Владимиру Путину (вариант с неподконтрольными силовиками придётся отбросить сразу, поскольку подготовку такой сложной межведомственной операции, требующей чёткого взаимодействия МИДа, МО, СВР и ФСБ, невозможно скрыть от первого лица)?
Незачем, если, как было сказано выше, руководствоваться триадой выборы–чемпионат–санкции. Но если же предположить наличие у власти не сиюминутных, а стратегических приоритетов, можно обнаружить и внятные мотивы.
Как известно, 1 марта Владимир Путин в послании Федеральному Собранию вполне чётко озвучил новое послание Западу: Россия располагает новым современным оружием, способным нанести неприемлемый ущерб, если от нас не отстанут. В этом контексте отравление бывшего шпиона, который находился под опекой британских спецслужб, выглядит персонализированным продолжением этого же мессиджа. Мол, у России достаточно возможностей, чтобы достать лично каждого. И это, пожалуй, объясняет как демонстративный характер самого покушения с хорошо различимым российским следом, так и весьма истеричную реакцию британских политиков, до которых вдруг дошло.
Так почему бы не допустить, что именно так всё и есть на самом деле?