В Музее современной истории России открылась выставка «Рядовой Толкачев у ворот ада». 59 рисунков киевский художник сделал, когда вошел как солдат Красной армии в только что освобожденные лагеря Майданек и Аушвиц.
Зиновий Толкачев родился в 1903 году в белорусском местечке Щедрин в бедной семье ремесленника. Два класса казенного еврейского училища, работа в мастерской, где он рисовал киноафиши, -- вот и все образование, которое он получил. Даже художественную школу не смог окончить – не до того было. Революция дала талантливому юноше шанс. Он принял перемены со всей пылкостью. В Гражданскую был членом революционного подполья, одним из первых вступил в комсомол, потом в партию. Успел поучиться во ВХУТЕМАСе у Петра Кончаловского и Александра Осмеркина. Недолгое, но интенсивное обучение дало о себе знать спустя десятилетия в черно-белых лагерных рисунках.
В начале 1920-х Толкачев приехал в Киев, окончил Коммунистический университет, затем Художественный институт. Его художественная карьера всегда была связана с партийной. Он расписывал стены киевских молодежных клубов бодрыми сценами революционной борьбы или новой жизни. Эти монументальные росписи не сохранились – некоторые здания давно снесли, в других они закрашены или замазаны штукатуркой.
На смерть Ленина художник откликнулся циклом «Великая скорбь», выставлялся с этими работами в Киеве и Москве. Потом он занялся книжной графикой и иллюстрировал, например, «Мать» Горького. Как говорит его дочь, тоже художница, Анели Толкачева, отец много писал – в основном на искусствоведческие темы -- и публиковался в журналах под разными псевдонимами. Литературная практика Зиновия Толкачева видна в записях, которые он делал потом в лагерях смерти: «Зимний ветер бушует над Аушвицем, опоясанным тремя рядами колючей проволоки. Кажется, будто не провода, а сама измученная земля стонет голосами погибших».
Дважды в одни ворота
Когда началась война, Толкачев был профессором Киевского художественного института и давно уже вышел из призывного возраста. Но упорно просился на фронт. Его просьба была удовлетворена в 1944 году. Он отправился в политотдел Первого украинского фронта, в Люблин. Толкачев был среди тех, кто первым вошел в освобожденный лагерь уничтожения Майданек. После этого тридцать пять дней, отвлекаясь только на сон и еду, он зарисовывал то, что увидел, и записывал то, что смогли рассказать ему оставшиеся в живых заключенные. Те, кто мог еще говорить. «Ненависть водила моей кистью, -- рассказывал художник. – Жестокая действительность разжигала воображение».
В конце января 1945 года он узнал еще один ад -- оказался в лагере Аушвиц. Все увиденное он фиксировал в основном карандашом, рисуя на обеих сторонах листа. Когда бумага заканчивалась, в ход шли бланки лагерной канцелярии – на рисунках можно увидеть жирно проступающие штампы: «Комендант концлагеря Аушвиц» или «Обер-президент провинции Верхняя Силезия», «И. Г. Фарбениндустри». Эти штампы стали важной частью композиции, наглядным образом зла.
У каждого наброска есть свое название, в каждом из них -- целая история: «Дети с номерами», «Профессор из Афин», «Клейменный», «Где моя дочь?», «Поруганная красота», «Хоронят замученных». Есть, впрочем, и просто «Зима» -- холодное небо, белые крыши, снег. Все как обычно, только на снегу лежит окоченевший труп.
Или «Дорога» -- одна из немногих работ в цвете. Летняя ночь, уходящая в перспективу тропинка, как у импрессионистов. Только вдоль этой дороги тянется колючая проволока, а на горизонте – силуэт крематория. Одна из самых сильных картин называется «Талескотен». Толкачев изображает ритуальное еврейское молитвенное одеяние, которое развевается как флаг, зацепившись за колючую проволоку. Тело, на которое оно должно быть надето, превратилось в дым. Простые вещи, как, скажем, детский ботиночек, снятый с ножки маленького узника, превращались у художника-солдата в символ смерти и ужаса.
Форма и содержание
Война, как бы дико это ни звучало, стала источником вдохновения. Мощные переживания как будто вытолкнули из недр человеческих душ новые возможности. Работы Толкачева -- не просто уникальный и бесценный исторический документ. На судебном процессе по расследованию преступлений нацизма его рисунки использовались в качестве доказательства обвинения. При этом они сами по себе невероятно сильны и талантливы. Их трагизм усиливается безупречной формой.
Работы Толкачева заставляют вспомнить другой важный художественный документ -- лагерные тетради Евфросинии Керсновской, дочери одесского адвоката. В 1940 году красноармейцы посадили ее в вагон для скота, который увез Керсновскую из поместья в Бессарабии в норильский лагерь. Там она провела около 20 лет и все это время в дневнике записывала и зарисовывала пережитое. Было бы правильно, если бы когда-нибудь две серии рисунков были выставлены вместе. Ведь и Толкачев, и Керсновская делали их для того, чтобы рассказать правду, чтобы знали и помнили.
В послевоенном Советском Союзе отношение к художнику Толкачеву изменилось. Его работы были признаны «глубоко порочными» и «сионистско-религиозными». Обвиненный в «безродном космополитизме», он лишился всех постов и солидных заказов. Он стал иллюстрировать книги, писал портреты украинских писателей. А своим детям он завещал хранить то, что вывез из лагерей.
В Москве его картины из серии «Майданек» и «Аушвиц» выставляются впервые. Смотреть на них очень тяжело, но надо.
Выставка проходит в Государственном центральном музее современной истории России с 12 мая по 14 июня.
