В воскресенье во Вроцлаве прошла церемония вручения главной театральной премии мира. Награда «Европа -- театру» вручается уже 13-й раз. О ее лауреатах и о том, что нынче занимает мировые театральные умы, рассказывает второй репортаж из Вроцлава корреспондента Infox.ru Аллы Шендеровой.
В защиту лобстеров
Чтобы понять, куда нынче в театре ветер дует, на фестиваль съезжаются критики, актеры, режиссеры и директора фестивалей со всего мира. Одним из событий этого года была презентация книги «Театр и гуманизм в мире насилия», составленной критиками Яном Хербертом и Калиной Стефановой.
Ги Кассьер в своем «Sunked Red» («Тонущее солнце») рассказал историю человека, вспоминающего смерть своей матери, а заодно мысленно возвращающегося в детство -- в японский концлагерь времен второй мировой.
Заметим, что практически ни один уважающий себя режиссер сегодня не обходится без видео. Однако на фестивальных спектаклях бросалось в глаза, что у одних это видео -- необходимый и, можно сказать, выстраданный элемент постановки, у других -- желание любой ценой попасть в мейнстрим. Но Ги Кассьер, конечно же, не конъюнктурщик. По образованию он художник-график, так что каждая сцена в его спектакле графически безукоризненна. Да и Дирк Рууфтуфт из тех актеров, что умеют в одиночку держать внимание зала. В общем, все в этом спектакле правильно, интеллектуально, но немного скучно.
Время убийц
Куда более полнокровным показался театр Пиппо Дельбоно, режиссера-экспериментатора, за время своей карьеры перепробовавшего все жанры. В начале 1980-х он отправился в Германию изучать танец, одно время был даже актером труппы Пины Бауш. С конца 1980-х начал придумывать небольшие провокационные спектакли-сценки, в которых сам же и играл.
На фестивале он представил свой режиссерский путь. Для начала сыграл один из своих первых спектаклей «The Time of Assassins» («Время убийц») — эксцентрическое размышление о времени и о себе а-ля Гришковец. А после не так давно сделанный «The Wild Darkness» («Дикая темнота»). Надо сказать, черный трагический карнавал и пляска смерти (ее в одной из сцен исполняет сам Дельбоно) из его нынешней постановки впечатляет куда сильней.
Это тоже разговор о смерти и насилии, но ведется он языком ярчайших метафор, а оттого действует куда мощнее, чем откровенный натурализм Родриго Гарсиа или высокохудожественные литературные чтения Ги Кассьера.
За поэзию и изысканность на фестивале отвечали Франсуа Танги и его Театр дю Радо. Можно сказать, что уже 20 лет Танги ставит один и тот же спектакль, собранный из трагических монологов, которые в сюрреалистическом, ежесекундно меняющемся (из-за особых раздвижных ширм) пространстве выкрикивают мужчины, разряженные в женские кринолины и фраки, и женщины в костюмах маркиз.
В его «Ricercar» (название можно понимать по-разному: «Соната» или «Кругосветное путешествие») тексты из «Божественной комедии» Данте и баллады Франсуа Вийона соседствуют с письмом Надежды Мандельштам о том, как опальный поэт выбросился из окна. А вся история человечества напоминает надрывный выкрик, то и дело заглушаемый возвышенной классической музыкой. Кажется, эти сюрреалистические персонажи хотят раз и навсегда выкричать из себя ужас героев Шекспира, Данте или Кафки. Не тут-то было -- он не только не исчезает, но и то и дело норовит воплотиться в реальность…
Личность как пальто
Показательно, что никто из участников фестиваля не взял за основу своего спектакля классическую или просто традиционную пьесу. Все спектакли походили на причудливо составленные коллажи и отчетливо говорили о главной театральной тенденции -- исчерпанности всех привычных выразительных средств и отработанных театральных принципов.
Острее всех это почувствовал самый старший из лауреатов -- 65-летний Кристиан Люпа. Фестиваль, начавшийся с его грандиозной «Фабрики-2», закончился предпремьерным показом будущего спектакля Люпы. Как и «Фабрика-2», где режиссер по-своему воссоздал знаменитую студию Энди Уорхола, «Персона» основана не на литературе, а на жизни. Героями стали Мэрилин Монро, Георгий Гурджиев и Симона Вайль.
Когда кто-то из журналистов спросил у Кристиана Люпы, почему он больше не ставит обычные пьесы, тот ответил, что сегодня его интересуют не литературные герои, а реальные личности, добровольно превращающие свою жизнь в произведение искусства.
«Я назвал бы это проблемой личности человека ХХ и ХХI веков, -- сказал Люпа. -- Эта личность -- нечто странное, ты хочешь познать ее, но для этого надо хоть немного увидеть себя со стороны. Моя личность -- что-то вроде верхней одежды. Я ношу ее и мечтаю носить и дальше, но одновременно я мечтаю выйти за ее рамки. Вот об этом выходе за пределы своей личности мы и делаем спектакли».
