Организованная преступность в России вышла на новый уровень. С улиц мафия проникла во властные структуры и теперь угрожает экономической безопасности страны.
В среду в Госдуме прошли парламентские слушания на тему борьбы с организованной преступностью. Как стало ясно с самого начала многочасового обсуждения, государство в этой борьбе сдает один рубеж за другим. Об организованной преступности как новой российской реалии заговорили еще в начале 1990-х годов. Тогда Россия узнала, что значит «крыша», «разборки», «стрелки» и каковы они, «бандитские будни». К концу 1990-х ажиотаж утих. Но это отнюдь не означало, что организованную преступность уничтожили как класс, констатировали парламентарии. Напротив, криминальные авторитеты сняли малиновые пиджаки, поменяв их на костюмы от Gucci, и превратились в респектабельных и солидных господ. Некоторые даже вышли на уровень политической и экономической элиты.
Что произошло за 20 лет
Эксперты в разных выражениях и на разных примерах говорили, по сути, об одном: организованная преступность нарастила мускулы, а власти эффективно противостоять ей не могут или не хотят. Ко второму склонялось большинство выступавших (добрая половина которых и есть представители власти – депутаты и сотрудники разных силовых структур). Член комитета ГД по безопасности Александр Гуров прямо заявил – произошли огосударствление и легализация организованной преступности. У каждой группировки есть свой «завербованный» чиновник на любом уровне. Поддержал коллегу и Михаил Гришанков. Он напомнил: тот факт, что человек с двумя--тремя судимостями идет на выборы, уже никого не удивляет. Правда, депутат говорил в данном случае про коллег из городских собраний, деликатно обойдя тему бывших судимых на более высоких этажах власти.
Впрочем, указать парламентариям на их собственные «недостатки» нашлось кому. Профессор Института проблем укрепления законности и правопорядка Азалия Долгова выступила с жесткой критикой думцев: «За 12 лет Госдума не сделала ничего. Законодатель вслед за действительностью только хаотично наращивал число статей: терроризм, экстремизм… Без всякой системы». Некорректной показалась ей и приведенная статистика: от всего числа правонарушений преступления, совершенные организованными группами, составляют лишь 2%. Но если посмотреть под другим углом, то это 15% от числа особо тяжких преступлений, 14% от числа преступлений в сфере экономики и 87% от террористических, уточнила Долгова.
Если же сравнить все цифры, прозвучавшие в ходе парламентских слушаний, оптимизма и вовсе не будет. В 2005 году ОПГ было совершено 28,5 тыс. преступлений, в 2006-м – более 30 тыс., в 2007 году – 38,8 тыс., а за первое полугодие 2008-го – уже 26,5 тыс. Это увеличение числа преступлений, совершенных организованными преступными группами, обретает особый смысл на фоне другой статистики. Так, в 2005 году по ст. 210 УК РФ (организация преступного сообщества) осуждено 76 лиц, в 2006 году – почти в два раза больше, 147 человек, а в 2007 году – только 73. «Если у нас все возрастающие цифры по раскрываемости, то почему у меня в тюрьмах по 210-й только 338 человек?» -- выразил свое возмущение начальник оперативного управления ФСИН Александр Сенопальников.
Недочеты в законодательстве
Практики жалуются: закон написан так, что доказать обвинение по 210-й статье крайне трудно – формулировки очень уязвимы. Организованная преступная группа определяется как «устойчивая группа лиц, заранее объединившаяся для совершения одного или нескольких преступлений», а преступное сообщество – как «сплоченная организованная группа, созданная для совершения тяжких и особо тяжких преступлений». Эпитеты «устойчивая» и «сплоченная» слишком абстракты для того, чтобы использоваться как юридические термины, говорят эксперты. Одно и то же преступление можно трактовать как разбой – в составе организованной группы с применением оружия, но организованную группу можно квалифицировать как банду, а можно подвести и под ОПГ. Участники слушаний настаивали: для полноценного судопроизводства нужно дополнить положения УК четкими критериями для характеристики каждого признака организованной преступности.
Другое предложение в плане совершенствования правовой базы заключается во введении в уголовное и уголовно-процессуальное законодательство понятия досудебного соглашения о сотрудничестве (сделка с правосудием). Речь идет о следующем: выявлять в преступном объединении «слабое звено» и в обмен на освобождение от уголовной ответственности или смягчение наказания склонять его к помощи следствию. Чиновников же, использующих свои полномочия в интересах мафии, следует наказывать строже обычного, считают участники парламентских слушаний. К ним должен применяться специальный «квалифицирующий признак».
Меры ужесточения
Едва ли не каждый выступающий говорил о конфискации. Она была весьма эффективной экономической мерой борьбы с оргпреступностью. В настоящий момент альтернативы в законе нет. Основная сложность в доказательстве причинно-следственной связи -- между имуществом и преступлением. На практике это почти невозможно, а значит, легализовать любые капиталы легко. Предложение участников слушаний: доказывать должен не суд незаконность имущества, а преступник его законность. Такая норма содержится в целом ряде конвенций ООН.
Кроме того, на слушаниях прозвучало много эмоциональных предложений, которые вряд ли будут реализованы, но весьма красноречиво говорят о настроениях в обществе. Их суть заключается в следующем: если оргпреступность сильна настолько, что всерьез угрожает экономической безопасности страны, то в борьбе с ней все меры хороши. Депутат Сергей Абельцев, в частности, высказал сожаление по поводу упразднения РУБОП. Он признал, что эти подразделения иной раз не особенно обременяли себя следованием букве закона, зато были эффективны. «С оргпреступностью надо применять приемы борьбы с терроризмом: быстро, огрубленными методами. Почему бы нам не обратиться к опыту Туркмении – там не церемонились, перебили всех до одного, -- пояснил депутат. – Победой считаю ликвидацию ЮКОСа и обезвреживание Ходорковского. Вот всегда бы так! Преступил закон – в тюрьму, а лучше – в могилу!» Председательствующий на слушаниях Гуров, если и согласился в душе, вслух такие экстремальные приемы не поддержал: «К сожалению, мы не можем использовать незаконные методы, мы европейская держава».
Представитель службы исполнения наказаний Сенопальников привел пример Грузии: «Я против режима Саакашвили, но он правильно сделал. У них против воров в законе ввели примерно то же, что было в 37-м году против врагов народа». В ответ Александр Гуров и себе позволил небольшое отступление от политкорректности: «В Латвии жесточайшая конфискация, в Грузии второй этап уничтожения воров в законе (первый был при Шеварднадзе). Я скажу, эти республики хотят выжить и они выживут».
